Маленький Артём
Артем Л. родился на 24-й неделе беременности весом чуть больше 600 граммов.
Четыре с половиной месяца малыш провел в больнице: месяц в реанимации № 1 Перинатального центра ГКБ № 24, где врачи боролись за его жизнь и стабилизировали состояние, потом в реанимации № 2 – здесь дети находятся до тех пор, пока не смогут дышать самостоятельно. Наконец, когда Артем немного окреп, его перевели на 2-й этаж, в неонатологическое отделение Центра — для дальнейших наблюдений.
Для родителей Кирилла и Виктории Л., Артем — первый и долгожданный ребенок.
— Вика забеременела в 39 лет и за беременностью мы следили очень серьезно, — рассказывает Кирилл Л. — Все шло хорошо, УЗИ были положительные. Ничто не грозило преждевременными родами. Случилось все одномоментно. Пошла кровь, отслоение плаценты… Вике сделали кесарево сечение. Ребенок родился всего 630 граммов весом, живой, но не мог даже сам дышать без ИВЛ.
По словам неонатолога Перинательного центра ГКБ № 24 Карины Бахтикян, срок 24 недели считается «экстремальной недоношенностью»:
— Я работаю в перинатальном центре с 2003 года, и на моей памяти, врачи могли выходить детей, рожденных на сроке не менее 23-й недели. Это самое большее, что сейчас может медицина. А самые маленькие из выхоженных весили не более 450 граммов.
Случай Артема изначально оценивался докторами как очень тяжелый. На этапе 23-24 недель у ребенка не до конца сформированы дыхательная и имунная системы, теплообмен и многие другие функции жизнеобеспечения. Уход и наблюдение за такими детьми – настоящее искусство.
Большей частью это дети, рожденные с 34 по 37 неделю (весом около 2 килограммов). Совсем маленьких, как Артем Л., весом до килограмма, очень немного.
По числу оказания помощи женщинам и детям при преждевременных родах, в том числе недоношенным детям с экстремально низкой массой при рождении, Перинатальный центр занимает одно из первых мест среди родильных домов города Москвы.
Читайте также:
«Первое впечатление – страх»
Недоношенные детки всегда одеты, потому что голова и ноги — очень сильный источник теплопотери
— Мы увидели сына в первый раз в реанимации на следующий день после родов, — вспоминает отец Артема, Кирилл. — Первое впечатление — страх. Ты видишь крошечное существо, которое помещается на ладошке и притом двигает ручками и ножками. Он как бы еще не до конца очеловечился, еще похож на себя такого, каким был в животе у мамы. Глаза еще не открыты, как у котенка.
Мы же привыкли видеть младенцев толстеньких, щекастых — а здесь как будто уменьшенный в размере взрослый человек. Видна вся мускулатура, жилы, сосуды, а кожа, как пергаментная бумага.
К тому же — весь в проводах и датчиках, питание — через капельницу, все пищит и моргает…и страшно: непонятно, что делать, что будет дальше, каковы шансы — вообще ничего не понятно!
Неонатолог Карина Бахтикян подтверждает: родителям, у которых родился недоношенный ребенок, первое время и тяжело, и страшно:
— В реанимации маме с папой каждый день говорят, что их малыш может в любой момент умереть.
И вот его жизнь висит на волоске неделю, две… А в это время родителям объясняют, что искусственная вентиляция легких может иметь последствия, что косточки у малыша такие хрупкие, что могут в любой момент сломаться, — не потому, что с ним неаккуратно обращаются, а потому что костная система еще не зрелая. Ведь мы должны предупреждать родителей обо всех возможных исходах.
Мы стараемся давать как можно меньше негативной информации, не пугать людей, но родители зачастую сами мучают нас вопросами: «А что будет дальше?», «А будет ли ребенок инвалидом?»
Мне каждый день приходится отвечать на эти вопросы. И я всегда говорю одно: «Не думай о том, что будет завтра. Решай сегодняшние задачи. Так легче пережить все эти этапы. И в какой-то момент все окажется позади». А тот, кто зацикливается, заранее себя обрекает на еще не происшедшие страдания.
«Малыш все чувствует, плакать при нем нельзя»
В отделении реанимации и интенсивной терапии недоношенных детей 24-ой больницы. Павел Смертин
-
Читайте также:
«Нельзя ни в коем случае думать о плохом, — объясняет уже опытный Кирилл Л. — Нужно иметь только положительный настрой и верить только в лучшее.
Мы проверили на себе: поначалу было очень тяжело, но заведующая отделением реанимации по-настоящему запретила нам переживать. Если начинаешь плакать при ребенке – выводят в коридор. Малышу эти эмоции не нужны.
Говорят, в эти дни ребенок принимает решение, собирается он оставаться на свете или нет.
Мне кажется, недоношенный ребенок, — это, прежде всего, испытание на доверие к родителям. Он как бы говорит: «Я решил посмотреть, достойны ли вы того, чтобы я с вами был».
Сперва слезы возникают у всех. И мы тоже расклеились: сначала жена, а потом я – до меня дошло через несколько дней. И наш ребенок это почувствовал. Мы сразу же собрались, взяли себя в руки – и все пошло на лад. Ведь это вопрос ответственности за самое дорогое, что у тебя есть – за твоего ребенка».
Как поверить в лучшее
Павел Смертин
Как только у Кирилла и Виктории родился сын, они сразу оформили все нужные справки и свидетельства, прописали сына в квартире и встали на учет в детский садик. Так они утверждали мысль: сын непременно останется с ними.
«Насколько я уже понял, большая часть людей, которые находятся в реанимации, крестят своих детей, — рассказывает Кирилл Л. — Это придает силы, успокаивает, вселяет дополнительную уверенность в положительном исходе.
Мы крестили Артема сразу после рождения, и ближайшая дата выпала на 9 мая – праздник Победы. Батюшка прямо в реанимацию принес все необходимые принадлежности, но ребенка не трогал и в воду не окунал, только окропил святой водой. Потом нам нужно будет завершить крещение: сына должны занести в алтарь.
В реанимации дотрагиваться до малыша нельзя, только родителям изредка разрешают открыть дверцы к нему в кювез и очень аккуратно протянуть руку. Так с малышом можно общаться. И, говорят, ему это очень нужно.
Когда маму выписывают, она может навещать своего ребенка каждый день. А папа – три раза в неделю. Мы не пропустили ни дня.
Нам отдали сына только через 140 дней. Артема выписали, когда он стал весить около двух с половиной килограммов.
Сейчас мы дома, но строго по плану посещаем врачей и принимаем лекарства. Конечно, с Артемом пока сложнее, чем обычно бывает с маленьким ребенком. Кормление строго по часам, плюс мы должны постоянно принимать дополнительные препараты.
Мама не высыпается из-за кормления по часам, но мы, как можем, помогаем. Родители поддерживали с самого начала тем, что вязали носочки и шапочки для Артема: недоношенные детки всегда одеты, потому что голова и ноги — очень сильный источник теплопотери. До сих пор сын всегда лежит в носочках, таких маленьких-маленьких».
Процент недоношенных детей растет, потому что больше выживают
В отделении реанимации и интенсивной терапии недоношенных детей 24-ой больницы. Павел Смертин
«Мы очень переживаем за детей, которых выхаживали, — признается Карина Бахтикян. – Сердцем переживаем. И когда они выписываются, мы всегда даем родителям свои мобильные телефоны, чтобы они могли задать какие-то вопросы во время домашнего ухода.
У всех деток, которые родились раньше срока, есть несколько рисков. Например, отслойка сетчатки, пневмония, бронхолегочная дисплазия. В первое время эти «направления» требуют особого внимания, но, как правило, уже через два года риски снимаются.
Я помню свою первую пациентку в 2003 году. Недавно они приходили к нам в отделение. Девочка как девочка, ходит в обычную школу, все у них хорошо. Хотя тогда еще технологии были не такими, как сейчас.
Поскольку сейчас выхаживают детей, которые раньше погибали, процент недоношенных с годами как бы увеличивается. Но это говорит не о том, что снижается уровень здоровья женщин, а о том, что медицина продвинулась вперед».
-
Читайте также:
Сейчас Артем Л. весит уже три с половиной килограмма. Кирилл Л: «Артему фактически полгода, — если считать с момента рождения, а если бы мы родились вовремя, — тогда нам 2,5 месяца. Это называется скорректированный возраст: в каких-то моментах мы отталкиваемся от реального возраста, в каких-то — как если бы Артем родился в 9 месяцев».
Неонатолог Карина Бахтикян: «Несмотря на то, что по факту рождения Артему полгода, к нему нужно относиться, как к новорожденному доношенному ребенку.
То есть, например, сейчас он не должен уметь больше, чем фиксировать взор и держать головку. Оценивать его развитие нужно со всеми этими поправками.
С этими поправками он совершенно нормально развивается, у него нет никаких органических повреждений мозга и я думаю, что прогноз здесь вполне благоприятный».
Редакция благодарит за помощь в подготовке материала проект «Жизнь на ладошке», оказывающий информационную поддержку родителям, дети которых родились недоношенными, помогающий общаться друг с другом и делиться опытом. Благодаря сотрудничеству с благотворительными фондами проект «Жизнь на ладошке» имеет возможность привлекать в Перинатальный центр дополнительную помощь: добровольцы могут стать донорами крови, принять участие в пожертвованиях на медицинское оборудование, а также … связать носочки для пациентов Перинатального центра.
sh: 1: —format=html: not found
Пока я смотрела на тест на беременность, мое сердце колотилось от беспокойства. Мне показалось, что прошло несколько часов, прежде чем стали заметны две розовые линии. В этот момент слезы потекли по моему лицу, но то, что я почувствовала, не было радостью.
Как мама, потерявшая двоих детей, я была охвачена страхом и паникой.
«Вы планируете второго ребенка?»
Бесчисленное количество раз за эти годы я слышала: «Вы планируете второго ребенка?». Я не виню людей за этот неловкий вопрос. Когда они смотрят на нашу семью, то видят счастливую пару, гордящуюся своим ребенком, но большинство людей не знают, что наша дочь – единственная оставшаяся в живых.
Шесть лет назад мы с мужем предприняли последнюю отчаянную попытку стать родителями. Нашей последней надеждой было экстракорпоральное оплодотворение (ЭКО), процесс, который требует не только физических усилий, но и умственного и эмоционального истощения.
В тот февральский день мы сидели в смотровой, держась за руки, и нервно ждали, удастся ли кому-нибудь из наших эмбрионов прикрепится. Через несколько мгновений мы были потрясены до глубины души. Один эмбрион разделился, и я забеременела тройней: двумя девочками и мальчиком.
Шок сменился возбуждением. Наша семья наконец-то станет полноценной. Шли недели, мой живот рос с бешеной скоростью. Мы знали, что выносить тройню рискованно и трудно, но решили думать только о хорошем. Мы всегда были парой, у которой стакан наполовину полон.
«Спасти моих тройняшек»
В 18 недель беременности наша жизнь круто изменилась. Врачи провели экстренную операцию, чтобы спасти моих тройняшек. В течение нескольких недель я лежала в постели, не двигаясь. Больница стала нашим вторым домом; цветы и открытки быстро заполнили мою палату. И хотя мы знали, что можем потерять наших детей в любой момент, мы с мужем сохраняли оптимизм.
Через пять недель наши надежды и мечты разбились вдребезги. Мое тело подвело меня, преждевременные роды начались на 22 неделе беременности. На этом сроке многие больницы даже не считают ребенка жизнеспособным, но команда врачей и неонатологов была готова принять все возможные меры по спасению наших детей.
Остальные малыши родились через 17 часов. В хаосе происходящего я даже не осознавала, что мои дети родились живыми. Их увезли в отделение интенсивной терапии новорожденных. Весившие чуть больше килограмма, они были самыми маленькими детьми в отделении.
«Мои дети родились живыми»
Первые часы превратились в дни, а дни – в недели.
Всего через месяц после похорон нашего первенца нам сообщили трагическую новость, которую не хочет слышать ни один родитель. Наш сын тяжело болен. После 55 дней жизни Паркер скончался у нас на руках. Это клуб, в который не хочет вступать ни один родитель.
Мое сердце было разбито на миллион маленьких кусочков. Бывали дни, когда я физически не могла встать с постели, но я должна была найти способ, потому что у нас оставалась одна выжившая девочка, так сильно зависящая от родителей.
Шли годы. Наша девочка преодолела все препятствия, и она жива сегодня. Слезы подступают к глазам, когда я представляю, какой была бы жизнь, если бы все трое наших детей выжили.
«Какой была бы жизнь, если бы все трое наших детей выжили»
Поэтому мне больно слышать вопрос: «Вы планируете второго ребенка?». Это деликатная тема. Я всем отвечаю: «Мы счастливы с одним ребенком на Земле и двумя детьми на небе». Может, так и должно быть.
Конечно, я много думала о детях. И хотя врачи говорили, что я могу попытаться забеременеть, я не хотела даже думать, каково это – потерять еще одного ребенка. Я представляла себе, как беспокоюсь каждую минуту, гадая, ждут ли меня снова преждевременные роды или я потеряю ребенка еще в утробе. Страх потери был слишком велик, и мы с мужем договорились, что нам хватит одного ребенка.
Ровно через шесть лет после того ЭКО я сидела в ванной и смотрела на тест на беременность. Мы больше не мечтали об идеальной семье. И беременность в 40 лет не входила в мои планы.
Мы думали, что наша история жизни закончена, но оказалось, что у нас есть еще одна глава. Поскольку детские бутылочки и подгузники снова заполнят наш дом, мы пытаемся верить, что все будет хорошо. Ведь после шторма обязательно бывает радуга.
Стейси Скрисак
Подписывайтесь на нас, если вы — мама и вам интересно читать о материнстве!Больше интересногов нашей группе .
В самом начале нашего пути к материнству, мы с мужем даже не представляли, через ЧТО нам придется пройти, чтобы наши мечты наконец воплотились в реальность.
После двух выкидышей, одной замершей беременности и двух ИКСИ, наша первая попытка ЭКО завершилась успехом. Я была беременна идентичными близнецами.
В тот день, когда мы узнали эту новость, в мире не было людей счастливее нас! Сама по себе беременность двойней таит в себе много рисков, а вынашивание монохориальной диамниотической двойни и подавно.
Как протекала беременность
Сначала, моей задачей было благополучно отходить первый триместр, поскольку у меня было множество проблем со здоровьем. К 10 неделям, моей двойне поставили диагноз «кистозная гигрома». Эта аномалия ведет к тому, что лимфатическая жидкость не поступает в венозный поток, а скапливается за шеей плода. Если погуглить на эту тему, то ничего хорошего вы не прочитаете.
Мы с мужем съездили в Бостон на прием к генетику. Его прогнозы также были неутешительны. 10% было на то, что проблема разрешится сама собой, 50% на то, что разовьется хромосомная аномалия, 30% на то, что дети родятся с пороком сердца и еще 10% оставались на прочие отклонения в генетическом развитии.
В тот момент, все надежды на нормальную беременность у нас рухнули. Все последующие недели были наполнены тревогой, стрессом и утомительным ожиданием. Наконец, к 16 неделе жидкость рассосалась, а еще через месяц результаты не подтвердили первоначальный диагноз. Это было такое облегчение.
Если бы мы знали, что ждет нас потом…
К 23 неделе нам сообщили о новой «болячке» – расстройстве, называемом фето-фетальный трансфузионный синдром (когда один из двойни «ворует» кровоток у брата или сестры). Нас предупреждали, что есть шанс, что такое может с нами случится, но мы все же надеялись, что это обойдет нас стороной. Не свершилось.
Преждевременные роды двойни и чем это чревато
На той же неделе мне сделали лазерную абляцию – это такой метод борьбы с раковыми клетками.
Операция прошла успешно, однако неделю спустя у Эндрю (одного из плодов) из околоплодного мешка начала подтекать жидкость.
У меня начались преждевременные роды и я поступила в госпиталь, где медики следили за моими схватками. Я надеялась пролежать в больнице до 36 недели, но у моих двойняшек были свои планы.
Лежа на кровати, я почувствовала, что воды резко отошли. Роды двойни у меня начались на 24,2 неделе. Никогда в жизни я не была более напуганной. Майкл родился первым и весил 460 грамм.
Я помню, как услышала его плач, но его быстро унесли в другое отделение в кувез, интубировали и подключили к ИВЛ. Эндрю родился весом в 396 грамм. Врачи приложили максимум усилий, для того, чтобы спасти ему жизнь, но усилия были тщетны.
Он был слишком мал и слаб на момент родов.
Майкл отчаянно боролся за жизнь. Он вообще много раз доказывал медикам, что он настоящий борец.
Когда люди говорят, что нахождение твоего ребенка в кувезе сравнимо по ощущениям с американскими горками, они не шутят. В начале пути нам было нереально тяжело.
Мы были так счастливы, что Майкл выжил, но в то же время не могли смириться с утратой Эндрю. Слова поздравлений воспринимались нами с такой долей смешанных чувств.
Я плакала (даже выла) каждый день на протяжении двух недель.
Мы с мужем были заброшены в совершенно незнакомый для нас мир, и мы не знали, что делать. Мы находились в таком подвешенном состоянии и не знали, что случится через день или через час. Вся наша вселенная была на тот момент сконцентрирована за прозрачными стенками кувеза.
Мы благодарили Бога за каждый день, который прожил наш мальчик. Как бы не готовили нас доктора к тому, что у нашего ребенка обязательно будут осложнения и откаты назад в развитии, каждая плохая новость воспринималась максимально остро. Мы поддерживали друг друга как могли.
Майкл провел четыре месяца своей жизни в кувезе. Несколько раз медики пытались отключить его от аппарата искусственной вентиляции легких, но каждый раз его приходилось интубировать заново. Наконец, нашему мальчику было решено подавать кислород через носовую канюлю.
Основные угрозы жизни отступили примерно через месяц. Я видела, как однажды наш сын перестал дышать и ему экстренно оказали медицинскую помощь. К концу своего пребывания в кувезе у нашего малыша развилась ретинопатия недоношенных и ему была сделана лазерная операция и проделан курс специальных инъекций.
Я потеряла счет тому, сколько раз ему переливали кровь.
Неважно, что происходило в моей жизни, я была в госпитале каждый день. Иногда я ночевала в комнате для родителей, иногда в близлежащих отелях. Мужу пришлось выйти на работу, но сердцем он был с нами.
Первый раз, когда я увидела ничем не прикрытое лицо сына – было две недели после его рождения. В тот момент ему пытались вытащить дыхательную трубку из горла, но попытка не удалась. Он не мог дышать самостоятельно.
Мы радовались даже незначительным достижениям сына, потому что в реанимации для новорожденных у вас нет гарантии наступления следующего дня. Мы наслаждались каждой минутой, что были с сыном. День ото дня мы наблюдали, как он растет и надеялись на то, что преждевременные роды не скажутся на его здоровье.
Результат
В конце концов, мы смогли. На 120 день пребывания в больнице нас выписали домой.
Сегодня Майклу 5 месяцев и он наше маленькое чудо.
Дела у нашего сына обстоят даже лучше всех наших ожиданий! Он ест как будущий чемпион, от ретинопатии недоношенных не осталось и следа, и он вносит в нашу жизнь столько радости.
Мы постоянно благодарим всех докторов, медсестер и персонал больницы, за то, что они сделали для нашего сына. Эти люди спасли жизнь моему ребенку, и я им бесконечно благодарна.
Поделиться:
